срусь и право первой ночи
И здесь с гордостью хотелось бы отметить: никакой законодательной базы первой ночи в Русском царстве, и тем более в Российской империи, не существовало.
По одной простой причине, местное дворянство и так могло делать со своими крепостными всё, что вздумается, не нуждаясь в отдельных правовых актах.
С середины XVIII века российские помещики открыто торговали "белыми рабами": по мере необходимости, их можно было продать на "плантации" или в рекруты, сослать в Сибирь (в том числе на каторжные работы), а с 1833 женить, разводить и владеть всем их немудрящим имуществом.
Крепостных нельзя было разве что убивать, зато тяжесть наказания провинившимся крестьянам никто не регламентировал. Максимум, что грозило благородным убийцам — временный переход управления хозяйством в государственные руки, при полном сохранении права на собственность и доходы.
Перепись 1857 года показала, что в стране из 67 млн российского населения 23 млн — крепостные. При этом в других частях империи: Польше, Прибалтике, Финляндии и Средней Азии крепостных на тот момент практически не осталось.
"Только русские крестьяне находятся в состоянии рабства; все остальные: финны, татары, эсты, латыши, мордва, чуваши и т. д. — свободны", — докладывал шеф жандармов граф Бенкендорф своему патрону ещё за 30 лет до переписи.
И это очень показательно для России: бей своих, чтоб чужие боялись. По–видимому даже после отмены позорного права в 1861 году цензура продолжала работать: практически нет картин того периода, вскрывающих язвы российского рабства. Кроме политкорректного "Чтения" Григория Мясоедова, да скромного "Торга" Николая Неврёва и вспомнить нечего.