чота почитав про бразилию и турцию подумалось что и

21 июня 2013
тут может быть именно так с проблемами аналогичного типа
Революция всех цветов 2337 2
Как наш корреспондент испытал на себе газ, водометы и кулаки гопников
Думаю, еще ни один парк на свете не защищали так отчаянно. Революция началась с протеста крохотной группы зеленых активистов, пытавшихся остановить вырубку, начавшуюся 28 мая. Правительство решило возвести на этом месте пафосный торговый центр.
Градозащитники подали в суд, но, как это обычно бывает, власти начали рубить деревья, не дожидаясь его решения, чтобы потом поставить горожан перед фактом. Несколько десятков активистов попытались блокировать рабочих и разбили в парке палатки.
Рано утром они обнаружили, что окружены турецким ОМОНом. Лагерь забросали газовыми гранатами, протестующих жестоко отметелили, а палатки сожгли.
На следующий день в парке было в десять раз больше народу: почему-то эта расправа оказалась последней каплей, сигналом для всех. Снова пустили газ — людей стало в сто раз больше.
За баррикадой, вглядываясь в площадь, стоит толпа — замотанная в платки, в респираторах, на закопченных лицах белые подтеки уксуса. После артобстрела газовыми гранатами все ждут физической атаки. Спрашиваю какую-то парочку, чего они хотят.
— Чтобы никто больше не говорил мне, как жить, что пить, где целоваться. Не хочу жить в исламском государстве, я современный человек.
— А чем занимаетесь?
— Я банкир.
В баррикаду врезается бульдозер, расшвыривая арматуру, как спички. В дыру проезжает водометный броневик, дает струю, толпа бросается бежать: струя бьет так, что человек улетает метров на пять.
Символом протеста стала фотография девушки, которая, раскинув руки, стоит перед водометом — за секунду до того, как ее сметет струей.
За водометом входят «космонавты» с базуками — стреляя вверх, они закидывают парк гранатами. После пяти часов газовых атак я просто ложусь на землю, заворачиваюсь в грязное одеяло и засыпаю.
Часа через три меня треплют за плечо: «Товарищ, вставай, газ!» Я вскакиваю, хлопая глазами. Никакой атаки нет, дождик моросит над разломанным лагерем, тихо. И сладкое удивление: мы все еще здесь.
Первый, кого я вижу, — девушка в резиновых перчатках с синим пакетом. Нагнувшись под дождем, она собирает мусор с дорожки. Подвиг ее кажется бессмысленным: за ночь парк превращен в абсолютную свалку.
Но выползают все новые девчата, монотонно руками собирают бычок за бычком, и к обеду чудесным образом не остается ни бумажки.
К обеду Гези заполняется толпой: яблоку негде упасть, десятки, если не сотни тысяч. Без масок становится видно, что все это юная интеллигенция, совсем как наша, только каждая вторая девушка — сумасшедшая красавица.
Сюда выползли все подпольные партии — националисты, троцкисты и анархисты всех мастей. Прямо над Таксимом рядом друг с дружкой реют красные флаги с Ататюрком и зеленые с Абдуллой Оджаланом. Это примерно как черное знамя джихада в парке Горького.
Какие-то знамена с надписями на армянском в память о геноциде — совершенно невозможная для Турции вещь.
Подсаживаюсь к разным компаниям, спрашиваю, что их сюда привело.
— Когда полиция начала разгонять ребят, которые просто сидели абсолютно мирно, — это было так грубо, жестоко. Били женщин, сожгли палатки.
И тогда люди вышли, потому что это было то же самое, как они всегда себя ведут, как они все решают, не интересуясь ничьим мнением. «Мы власть, мы так решили» — как будто это их собственный парк.
— Продают все: леса, горы, даже вода в реках теперь частная, ты огород свой полить не можешь. Только про экономический рост говорят.
— Каждый день они принимают новые законы: нельзя целоваться в метро, нельзя пить пиво за сто метров от школ и мечетей — а тут, в центре, они везде. На днях собираются запретить аборты.
В семье должно быть не меньше трех детей. Да какого хрена ты лезешь в мою жизнь?!
«Поддай газку! Поддай газку!» — скандирует молодежь из-под какого-то тента. В двух шагах друг от друга поют свои песни кемалисты (турецкие националисты, последователи Ататюрка) и курды с флагами Рабочей партии Курдистана.
Вперемешку тусуются футбольные фанаты «Бешикташа», «Фенербахче» и «Галатасарая», раньше встречавшиеся только на поле боя. Рядом с ними на травке сидят жеманные геи и трансвеститы — панковского вида мужики с грудями, над ними реет радужный флаг ЛГБТ.
Это, кстати, пионеры сопротивления — именно они сидели первые дни в палатках, защищая парк от бульдозеров. Хотя левые и правые объединились здесь за право бухать, никто не пьет, толпа совершенно трезвая.
— Тут народ реально вскрыло, — говорит мой друг Сербун, школьный учитель. — У меня есть ученик — обычный гопник. Я его тут встретил, он говорит: «Мне так стыдно, что я плохо к разным людям относился.
Это было самое счастливое время в моей жизни, когда буду умирать, я его вспомню». Ничего себе, думаю.
На скамейке сидит седая интеллигентная женщина. Вообще «взрослых» в парке очень мало, гораздо меньше, чем на московских митингах.
— Неужели протест только про Гези-парк — или это символ?
— Да, наверное, это символ. Люди протестуют против капитализма, который все пожирает, против одиночества. Вот я давно живу, вижу, как с каждым годом уменьшаются права работников, теперь каждый сам по себе. А нам нужны отношения, природа и отношения.
— Ну, в 60-х тоже ждали, что все изменится, наступит утопия...
— Так я же в этом участвовала. Но в 60-х у нас было по-другому, было много враждующих групп, каждый чего-то своего требовал. А тут что-то новое.
Вечером мы садимся на речной трамвайчик и плывем в Ускудар — район на другом берегу Босфора, где живет Сербун. О революции тут ничто не напоминает, вечный город живет своей жизнью.
Снуют кораблики, люди ловят рыбу на берегу, жарят ее тут же на противне и продают в виде сэндвичей. Мы заходим в чайхану. Там, перебирая четки, сидят милые усатые старики, работяги на пенсии — владельцы лавчонок, моряки, парикмахеры.
Как обычно бывает в Турции, радушно усаживают за стол, угощают чаем. Спрашиваем, что они думают про Таксим.
— Так провокаторы там, проплаченные агенты. Ты понимаешь, Европа, Израиль, Америка, Иран — они все нам зла хотят, им сильная Турция не нужна. Эрдоган нашу экономику поднял — им это не нравится. Ты же знаешь про еврейский заговор?
Им надо нас как-нибудь разделить, чтобы мы слабее стали. Они, я слыхал, даже что делают — прямо в автобусах сексом занимаются.
— Зачем?
— Ну вот, чтоб нас разделить.
14 июня происходит удивительная вещь: Эрдоган соглашается на переговоры, в Анкару отправляется делегация протестующих. Возникает ощущение победы, все расслабляются. Народ заполняет Таксим, полиция не препятствует.
К памятнику Ататюрку привозят рояль, и на нем под огромным развевающимся турецким флагом энтузиасты лабают Яна Тьерсена и прочую сентиментальную музыку. Хотя полностью договориться с Эрдоганом не удалось, лагерь вроде бы больше не нужен: сносить парк власти уже явно не собираются.
И вдруг начинается зачистка Гези. Почему — непонятно: властям достаточно было просто подождать пару недель, и все бы само рассосалось. Полиция закидывает парк лошадиной дозой газа, входит в лагерь, крушит и сжигает его.
Берет штурмом «Диван-отель», где находятся раненые, арестовывает врачей «за нелицензионную деятельность»: они лечили людей, не оформляя положенные по закону бумажки.
К ночи со всех концов в центр едут толпы людей, город стоит из-за пробок. Полиция закрывает мосты, останавливает движение паромов — главного стамбульского транспорта. Отжатых с Таксима демонстрантов полиция газом и водометами теснит во все стороны.
В воду подмешаны химикаты, вызывающие ожоги. Весь центр города сизый от газа, находиться там невозможно. Жители в окнах гремят кастрюлями.
На узеньких улочках Старого города газовые гранаты действуют как в закрытых помещениях. Я вижу кошку, обезумевшую от газа: она мечется по улице, ее пытается поймать какая-то сердобольная студентка.
Вижу мальчишку — продавца бубликов: он бегом катит по мостовой свою тележку, удирая от свистящих гранат, его газовый фонарь красиво светится в облаках газа.
Толпа на улицах, скандирующая «Тайип, уходи!», уже совсем не та, что на Гези: вместо тысяч интеллигентных студентов — десятки тысяч обычных людей с окраин. Они швыряют в полицейских бутылки, а им с балконов аплодируют богатые жители центра.
В толпе тысячи полицейских в штатском: уже начались аресты активистов. Омоновцы спят прямо на улицах: за две недели они устали как собаки и страшно злые.
Газовой гранатой убит еще один демонстрант, двадцатишестилетний парень Этер Сарисулюк. На окраине города проходит гигантский митинг в поддержку Эрдогана, народ свозят на автобусах. После митинга их везут в центр — защищать конституционный порядок.
Полиция, хоть и злая, обязана соблюдать закон, а сторонники власти могут не церемониться. Они ловят отбившихся от группы протестантов и бьют их ногами. С какой-то непонятной целеустремленностью турецкие власти толкают свою страну к гражданской войне.
*ссылка удалена*
Комментарии
Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы оставить комментарий
500 баллов Плюса за отзыв о машине
Поставьте авто в Гараж, подтвердите владение и напишите отзыв
Подробнее